ПРОЗА

Ода Державина "Бог" в свете постмодернизма или постмодернизм в свете оды Державина "Бог" Век восемнадцатый вряд ли назовешь золотым... Тогда-то и появилась эта ода, выводящая человека из европейских потемок в российские сумерки, предрассветные, как тогда казалось.

Булгаков: конец истории и русский Фауст Мастер покидает этот мир (как, впрочем, и Воланд со своей свитой), не в силах принять условий такой ситуации выбора, где даже черту приходится выбирать между адом своим и адом чужим.

Все дело в источнике света... Иногда хочется, чтобы текст читался снизу вверх, чтобы глаза поднимались к небу, чтобы текст уводил к небу и небо было бы его продолжением. Хорошо и наоборот: чтобы воды были его продолжением.

"...То, что снаружи крест, то изнутри окно" Как в классической, так в современной литературе мне близки традиции авангарда. Авангарда в широком смысле этого слова... Авангард создает не просто эффект присутствия, а эффект соучастия даже в том времени, даже в той жизни, которые никоим образом не являются фактом твоей биографии.

Игра на понижение Не андеграунд спас русскую культуру, она сама себя спасала, как могла. Да и сейчас в общем-то в большей степени занята самоспасением, чем свободным своим развитием.

Век не отпустил его. Памяти поэта Бориса Капустина Он мало публиковался. И, судя по всему, не очень-то и пытался... Кто слышал его, кроме узкого круга друзей? И для чего говорил, если мало кто слышал? Тот случай, когда Бог, мирозданье владели его речью. Так через тоненькую нить накаливания в лампе проходит ток невиданной силы.

Беззащитное мужество Евгения Блажеевского Сугубый реализм. Никакой литературщины. То есть минимум скрытых цитат, намеков на извечные темы. Открытое письмо. И вместе с тем изумительный по силе звук, безупречная композиция. Сурово по форме (никаких излишеств), а по духу проникновенно, пронзительно. Вот биография, не нуждающаяся в повествовании, она вся в стихах. Мужество беззащитности, намеренная, почти высокомерная незащищенность.

При жизни удостоенный ада (Одинокая битва за жизнь) В своем творчестве Меламед стремился к классической ясности и строгости, понимая при этом, что обрести их в том виде, как они случились когда-то, невозможно, что они горизонт возможностей, не более – иначе неизбежна стилизация или хуже того – прямая пародия. Удивительным образом пространство прошлого у него оказывается насыщенным неисчезающей плотной реальностью. Для персонажей этого пространства он и сам из той же субстанции, что и они. Но откуда это узнается – ведь разговор ведется от первого лица?

«Эпоха кончилась. А утро не взошло» Почва уходила из-под ног. Родной город отчуждался на глазах, он вытеснялся из самого себя, из своей истории. Особняки, высотки нелепой архитектуры какого-то колониального стиля надвигались как кошмарный морок, как дым без конца горящих горных лесов, которые нечем было тушить. Ну так что? Цветаева когда-то ведь тоже вернулась из эмиграции не в «свою» Москву. А надолго ли она пережила свое возвращение?

«Жизнь, завоеванная в драке…» К концу жизни Борис Викторов был уже в такой силе, что никакие новомодные веяния, включая постмодернизм и что-либо около него, не производили на его творчество никакого влияния. Игнорирование понятия лирического героя становится актуальным неспроста. Всякая категория, вразумительная поначалу, начинает остывать, спекаться в некую массу, основным свойством которой становится самоповторение вплоть до пародирования, пересмешничества. И даже искренность превращается в обязательный атрибут, то есть вполне формальный. И тут искусство попросту исчезает.