|
|
Век не отпустил его
Памяти поэта Бориса Капустина  У Бориса Капустина есть одно маленькое стихотворение, обозначенное в духе поэтов XIX века - "Из Т.С.Э.". Это из любимого им Томаса Стернза Элиота: Море грузно качается. Ты веками обрызган. Мир не взрывом кончается - мир кончается визгом. Не мир, конечно, кончался, а всего лишь XX век, а впечатление такое, что ничего нет впереди. И он, этот век, не выпустил его за свои пределы на волю. Мир его поэзии почти камерный, но достаточно открытый, сквозной. От легко узнаваемого классического настроя, лада до туго охваченного обширными культурными ассоциациями пристального наблюдения - поле смысла его стихотворений. Безупречное владение формой подразумевает ее незаметность. Вообразите водоворот за камнем, но без камня и воды. Стихи его исполнены замечательного звучания, а хороший слух - острая примета настоящей русской поэзии. Этот звук, гармонически выверенный тон всегда помогали преодолевать хаос и сумятицу расползающейся речи. Визг и стон в его стихах подчиняются этому тону. Он мало публиковался. И, судя по всему, не очень-то и пытался. Жил как придется и чем придется - типичный деклассированный элемент. Кто слышал его, кроме узкого круга друзей? И для чего говорил, если мало кто слышал? Тот случай, когда Бог, мирозданье владели его речью. Так через тоненькую нить накаливания в лампе проходит ток невиданной силы. Какой материал мог бы выдержать такое?! Вот он и умер. А можно сказать по-другому. От элементарной неумелости, неспособности выживать. Пил, говорят, горькую. Отчего художники пьют? Самый простой ответ: в творчестве происходит изменение сознания, переход в другие миры - как во время молитвы, медитации. Художник, как существо из далеких высот или великих глубин, заболевает после путешествий туда, испытывает нечто подобное кессонной болезни. Многие погибают, не выдерживают муки. Многие долго находятся в стадии умирания. Ну, а там - в этих глубинах и высотах - что, только рай, ясный и умиротворенный? Нет, и там все не просто. В какие же конфликты вступала его душа? Это и были узелки его поэзии. И каждая тема -не произвольно назначенная, с потолка взятая, а самим существованием освоенная, выстраданная. Сплетение тем - канва для романа собственной жизни, романа с собственной жизнью, история человека, написанная от руки. Вот сейчас, сейчас, сейчас новый день и год случится, сердце перестало биться, и душа оборвалась, и в зенит рванулась из остывающего тела... Борис Капустин написал эти пророческие строки за пару месяцев до своей смерти. Так ведь все и случилось. Он умер именно в новогоднюю ночь. Новый день и новый год случиться для него не успели. Так кончается личная история поэта Бориса Капустина, но продолжается его общая история с теми, кого он любил. А их много - от Тредиаковского, Гете, Пушкина и до нас, грешных, свидетелей его жизни, персонажей его жизни. Смерть поэта придает всему, им написанному, какой-то новый, глубокий смысл, слово, длящееся в вовек не умолкающем голосе умершего поэта, обретает силу стихии, неизменное в своем сотворении. Его нет, но за него свидетельствует его язык, и сказанное им "так ясно понимаю" продолжает оставаться его пониманием, его собственностью. Он не был на войне, но он свидетель этой войны - Великой Отечественной. Он не мог жить ни в XIX, ни в XVIII веке, а он свидетель этих времен, их современник. То не история, заданная ему как урок, то его личная, собственная история. Вот один эпизод, случай с солдатиком, гуляющим по Эрмитажу, его мимолетное впечатление от картины Ренуара: Ишь ты, парижское диво! Надо ж - родная душа!.. Любое из сокровищ мировой культуры - лишь ниточка полотна его личной истории, сотканной из грубой основы, где кастальский ключ поэтического вдохновения давно уже сменился раздолбанным унитазом, который "бормочет о чем-то сокровенном". ...XX век его не выпустил. Только голос. Только голос и остается от Поэта. А это и есть его жизнь. "СОЖАЛЕЯ О РАСПУТСТВЕ ФЕВРАЛЕЙ..." Середь ночи пес завоет, озверев от сторожбы. Морду узкую поднимет к звездам будущей судьбы. Горло перегрызть готов за созвездье Гончих Псов. Середь ночи, сожалея о беспутстве февралей, буду верить по-собачьи в свой опасный Водолей. Ох, как зябко на Земле. Пушкин умер в феврале. * * * Вот сейчас, сейчас, сейчас новый день и год случится. Сердце перестало биться, и душа оборвалась, и в зенит рванулась из остывающего тела, мрака, срама, беспредела... На прощанье оглянись, улыбнись спокойно на свою бывшую темницу. Будет чем червям кормиться. Чаша выпита до дна. Тебе в небо, ей в распад. Тебе волю, ей неволю, При дороге в чистом поле подари прощальный взгляд. Ветер. Вереск. Снегопад.
|
|
Следующая страница